Общая психопатология. Том 1 - Евгений Васильевич Черносвитов

Великолепный фильм, франко-итальянский, «Без видимых причин» – хорошая иллюстрация, к тому, в какие теперь страшные сексуальные игры человек играет с самим собой и близкими ему друзьями! Во всех случаях, в панической атаке (атаке Пана!) присутствует также «страх смерти». Здесь еще раз уместно напомнить, что с точки зрения «ортодоксального психоанализа» Жака Лакана, «оргазм – это маленькая смерть. Смерть это большой оргазм!»

После удовлетворения своей похоти Пан действительно убил нимфу, за что Дионис содрал с него шкуру (мало известный миф). Как-то, без видимой логической связи, напрашиваются строки Федора Тютчева:

«И кто, когда бунтует кровь.

В пору все сильных увлечений

Не ведал ваших искушений

Самоубийство и любовь!».

Амбивалентность – главный, вероятно, феномен панической атаки. Сейчас мы можем утверждать, что амбивалентность и амбитендентность, и в изнасиловании, есть психологический триггер. Суть его – наслаждения и боли смерти, одновременно. Боль в феноменологии панической атаки маскируется теми переживаниями, которые ее наполняют: страх, тревога, ужас, паника, ажитация. Как показывает психотерапевтическая паника лечения панических атак, больные неохотно с ними расстаются. Когда начинают выздоравливать, могут неожиданно отказаться от лечения. Негативизм, который они демонстрируют врачу – суть амбивалентности их панических атак. Психологический триггер – феномен Общей психопатологии.

Паническая атака, конечно, связана с депрессией, но не как коморбидным заболеванием, а как маскирующим депрессию, феноменом. Точно также у больных, у которых депрессивный статус сменяется статусом панических атак, по сути дела, психическое состояние остается одним и тем же. В частной психопатологии (психиатрии) это нужно доказать, и, лучше всего психотропными препаратами – антидепрессантами и большими нейролептиками (мелипрамином, прозаком, азалептином, трифтазином). И, при депрессивном синдроме, и при синдроме панических атак, схема лечения и суточные дозы препаратов, одни и те же. В Общей психопатологии, феноменология депрессии с триадой «торможения», или суицидальными тенденциями, реализуемыми неоднократно, ничем не будет отличаться от феноменологии сильных панических атак с ажитацией или раптусом. Дело в том, что это будет феноменология одного и того же маскированного состояния, с маской «двуликого Януса» (депрессией – панической атакой).

Приведем пример панической атаки из собственной практики.

Мужчина тридцати лет, без психопатологической отягощенности, женат, двое детей, отношение в семье хорошие. Работает переводчиком в посольстве. Работа напряженная и ответственная. Так как последние два года панические атаки участились, обратился к психиатру. До этого «справлялся» с ними сам.

Паническими атаками страдает с 3—5 летнего возраста (точно сказать не может). Возникновение данных состояний ни с чем не связывает, убежден, что «таким родился». Когда возникла первая атака, не помнит. Паническая атака всегда возникала среди ночи, прерывала сон. При этом не важно, что ему в данный момент снилось. Просыпался в ужасе, часто рубашка была мокрая. Сердце сильно билось. В голове только одна мысль: «рано или поздно я умру и от меня ничего не останется!» Панические атаки могли быть две ночи подряд. Могли повториться через месяц. Но, могло их не быть и полгода, год. Повторяем, панические атаки всегда были, как две капли воды, похожи на все предыдущие и на первую атаку. Во время атак, когда был ребенком, бежал к бабушке и забирался к ней под одеяло. Сразу атака проходила, и он засыпал. Никогда не ложился спать с бабушкой из-за боязни атаки, только во время ее. Никому из родителей об атаках ничего не рассказывал. Отрицал и то, что прибегал к бабушке из-за страшных снов. Говорил, что просыпался и с бабушкой засыпал легко. Однажды услышал разговор между мамой и бабушкой. Мама сказала бабушке, как она продолжает спать без трусов, ведь внук уже большой мальчик. Бабушка в ответ только посмеялась. С тех пор, он прекратил во время панических атак ложиться к бабушке. Быстро нашел другой способ бороться с ними: соскакивал, пересиливая ужас, который испытывал, и бежал включать свет. При включенном свете, тут же ложился в постель и засыпал. Родители не расспрашивали его, что с ним по ночам происходит, а купили настольную лампу. Тогда атаки надолго его покинули.

В срок отслужил в СА – ни одной панической атаки за два года. Был в боях на острове Даманском. Страха быть убитым не испытывал. Психические атаки возобновились неожиданно, опять ни с чем не связанные и нисколько не отличающиеся от детских. Это был сильнейший страх или, скорее, ужас от мысли, что когда-нибудь он обязательно умрет и от него ничего не останется. Справиться с «панической атакой» он мог только одним сейчас способом – бежал в туалет и садился на унитаз. Но, только иногда немного мочился. «Панические атаки» не были не навязчивой идей, ни идеей фикс. Они были только в содержанием аффекта, который он испытывал. Он даже с точностью не мог сказать: что было вначале – мысль о смерти, или страх? Включенный свет теперь плохо помогал справиться с психической атакой. И все же панические атаки участились. Могли быть каждую ночь в течение недели и больше. Психотерапевтическое лечение дало временный эффект.

Пример панической атаки у женщины 25 лет. Мать нашей пациентки страдает параноидной шизофренией, заболела в 30 лет. Инвалид 2 группы. Отец, и родители матери и отца живы. Психическими заболеваниями и алкоголизмом не страдали.

«Пациентка» окончила психологический факультет Педагогического института. Но стала работать журналисткой. Не замужем. Сожительствует три года с мужчиной, старше ее на 20 лет. Обзаводиться семьей, и родить ребенка «не планирует», так как сильно увлечена работой. И, это ее вполне устраивает. Она профессионально поет в церковном хоре. Это у нее «больше, чем хобби».

Первая паническая атака в 20 лет. Решила, что заболела шизофренией, как мама. Атака случилась в метро. Неожиданно появилась мысль, что находится глубоко под землей, и в случае обвала вот сейчас, может больше никогда не увидеть солнца. Возникла сильная тахикардия, «оцепенела от ужаса». Побледнела так, что обратила на себя внимание рядом сидевших пассажиров. Была осмотрена врачом «СП». Выпила 20 капель валокордина. На другой день пошла к психиатру, который наблюдал маму. Была проконсультирована, и врач успокоил ее, что она совершенно здорова и такое «бывает» с людьми в метро часто. Поинтересовался, живет ли она регулярно половой жизнью (она жила регулярно). Панические атаки в метро продолжались, всегда сопровождались «молниеносной мыслью»: сколько земли над головой, будет обвал, она никогда больше не увидит солнца! Через некоторое время обратилась к психиатру в ПНД по месту жительства. После продолжительной беседы и изучения выписок из историй болезни мамы, психиатр назначил курс лечения лудиомилом (по 25 мг. – 3 раза в день) и сонапаксом (по 10 мг. 3 раза в день). Первую неделю чувствовала сонливость, вялость, но продолжала деятельность, ездила в метро (кстати, не смотря на панические атаки, страха пользоваться метро, не было, и она ни разу не отказалась от метро). В дальнейшем, в течение полугода, панических атак не было. Но действие лекарства «чувствовала». Панические атаки появились сразу, как только психиатр попробовал уменьшить дозы лекарств в два раза.

Пять лет принимала лудиомил и сонапакс. Летом и зимой удавалось уменьшить дозы вдове. С красным дипломом, окончила институт и устроилась в зарубежный журнал, так как хорошо владела иностранным языком, корреспондентом. Вскоре стала заведовать отделом психологии. Разошлась с сожителем. Вступала в кратковременные половые связи. Поступила в аспирантуру по психологии. Так как не была удовлетворена тем, что диагноз выставлен ей не был, а психотропные лекарства вынуждена принимать, повторно обратилась к психиатру.

Выяснилось, что с «детства» страдает колебаниями настроения. Считала, что «это у нее в характере», что жизнь – «зебра». В депрессии – вялая, с трудом училась, снижались оценки. Переставала петь в хоре. Переставала читать. Резко сужался круг общения. Сон становился поверхностным и не приносил удовлетворения. Но, в целом, «плохое настроение» существенно на образ жизни не влияло. Удавалось, взять себя в руки: «Эмоции эмоциями, а жить надо!» Когда начала жить половой жизнью, в состояниях «плохого настроения» резко снижалось либидо, переставала испытывать оргазм, хотя считала себя женщиной сексуальной. И секс играл в ее жизни значительную роль.

С точки зрения феноменологии Общей психопатологии данной «пациентки», циклотимной личности (за гипертимию